Механик Леонида Хрущева

В последний полёт Леонида Хрущева проводил кулебачанин Ф.Е. Рыжов.

Обратившись в 2014 году к О.И. Самсоновой, заведующей музеем краеведения ПАО "Русполимет", с просьбой подобрать мне какой-нибудь материал времён Великой Отечественной войны, я и предположить не мог, что он будет настолько интересным.

- Сторож музея Владимир Александрович Гавенко обмолвился как-то, что дядя его жены, Фёдор Егорович Рыжов, воевал во время войны в легендарном авиаполку «Нормандия-Неман», - дала вводную Ольга Ивановна. – Я попросила раздобыть подробности в его семье и оказалось, что внук ветерана, Денисов Кирилл, подробнейшим образом записал воспоминания своего деда, который на сегодняшний день чувствует себя неважно и уже не способен поделиться ими от первого лица. Вот эти мемуары я и даю вам для ознакомления.
Итак, этот рассказ записан со слов участника событий – кулебачанина Фёдора Егоровича Рыжова, 1921 года рождения, механика 2-й эскадрильи 18-го Гвардейского истребительного авиационного полка 303-й Истребительной авиационной дивизии.

МНЕ БЫ В НЕБО

…Я мечтал поступить в авиацию. Когда учился на втором курсе Выксунского техникума, увидел как-то объявление о наборе в лётное училище, написал заявление. Мою кандидатуру, как и положено, рассматривала специальная мандатная комиссия. Один из членов комиссии мне спокойно сказал:

- Документы у тебя хорошие, - и вдруг резко спросил: - Отец судился?

У меня как стрела по телу прошла. Отец действительно судился в 1932 году. Он не хотел вступать в колхоз, так его сначала жали налогом, заставляли уплатить 30 рублей – в то время это было то же самое, что всю семью продать. Отец старался работать и платить, но всё равно двор отобрали. Лошадь забрали, корову забрали. Был я на том суде, тайком пробрался. Судили в Автодеево, откуда мы родом. Присудили отцу и ещё нескольким бедолагам по пять лет тюрьмы, отправили в Ардатово. Я пришёл домой, рассказал всё матери, та в слёзы. Но отец просидел только несколько дней – пришла бумага, в которой было приказано его освободить, а судимость снять. Так что, считай суда не было. Так комиссии и сказал, мою кандидатуру утвердили.

Поехал на Украину в г. Волчанск, это уже шёл 1940 год, и стукнуло мне тогда 18 лет. В школе дали военную форму. Учащихся поначалу было много, но потом «отлив» начался – выяснилось, что школа эта вовсе не лётная, а техническая. Но я остался, меня назначали командиром отделения.

ВЕЛИКОЕ ГОРЕ ЛЮДСКОЕ

Началась война, стали бомбить Харьков. У нас на аэродроме стояла авиационная дивизия истребителей «И-16» и «Чаек» - это разновидность «У-2», только расположение крыльев другое и в наличии имелись два пулемёта. Пулемёты были скоростные, 1800 выстрелов в минуту, но чуть пережал – и ствол дугой… Все эти самолёты немцы быстро уничтожили.

Волчанскую авиашколу эвакуировали, а меня и ещё курсантов двадцать вместе со мной отправили на Ладогу. Кушать было нечего, у нас ни денег, ничего не было. Стали падать в голодные обмороки. Старшим с нами ехал человек из технического состава по фамилии Осипов, он подбадривал:

- Держитесь, ребята, может, где стрельнём перекусить.

Я обменял свою одежду на 3 кг. муки, стали на печке-буржуйке блины печь. В городе Тихвине нас строем пригнали на речной вокзал и посадили на какую-то баржу. Поплыли на Ладогу. То, что мы увидели по пути, это уму непостижимо, это ужас для нас был, мы глаза закрывали и плакали. Ни описать, ни рассказать невозможно – баржа за баржей, на них женщины, дети. Ребёнок на самоваре, самовар на ребёнке, чугуны, вёдра, прочая домашняя утварь – всё перемешалось. Мы тогда 14 барж насчитали, они у меня до сих пор перед глазами, как тогда.

ОПЫТ – СЫН ОШИБОК ТРУДНЫХ

Прибыли в военный городок на Ладоге, вымылись в бане, дали нам бельё. Утром уже вышли на службу – на аэродроме стояли «И-16», стали мы их обслуживать. Это не машина была, а гроб с музыкой. А немец наступал.

Правда, и мы огрызаться начали. Однажды привезли нам какие-то ящики размером с небольшой стол, в них стояли какие-то ампулы. Мы эти ящики погрузили в самолёт, лётчику в полёте нужно было только кнопку нажать, и из них эти диковинные снаряды сыпались вниз. Вот уж действительно – «смерть фашистам»! Если снаряды на лету бились друг о друга, то воздух начинал гореть! Нам показывали съёмку с самолёта, как этот огонь выжигал всё на земле. Вот видно, как загорелся рукав у немца, он другой рукой начинает сшибать пламя, а оно тут же перекидывается на вторую руку. Бежать некуда – кругом всё горит. Он мчится к воде, ныряет, но странное голубое пламя невозможно потушить водой. Фашист ныряет раз, другой и – всё, пузыри, утонул.

Немецкие лётчики любили устраивать в небе засады. Прилетает один из них к нам и вызывает нашего лётчика на воздушную дуэль, но за 10 минут до этого другой немецкий самолёт уже взлетал и занимал позицию в небе повыше. Когда русский самолёт оказывался в воздухе, он тут же атаковался противником сверху, после чего исход поединка почти всегда был предсказуемым и трагичным.

Но мы быстро наказали врага, подловив на его же пунктуальности – тот любил прилетать в одно и то же время. Мы стали выпускать пораньше несколько самолётов на ещё большую высоту, где они начинали нести дежурство и ждать непрошенных гостей. Наказали по полной, после чего нечестные игры прекратились.
К тому же тогда появились первые РС - реактивные снаряды. Вражеские бомбардировщики летали на высоте 4 км., машин 150-200, взять их было трудно, зенитки бьют, но им всё нипочём. А тут солдат нажимает на пульт, в небо устремляется реактивный снаряд в середину строя вражеских самолётов, взрыв – и в радиусе 800 метров в небе всё уничтожено. Этим остановили немцев.

ЯК-1, УДАРНЫЙ ИСТРЕБИТЕЛЬ

В октябре 1941 года нас хотели перебросить в качестве подкрепления обороны Ленинграда, но кто-то «наверху» вмешался, поняв, что мы, авиационные техники – специалисты в условиях войны на вес золота. Нас переправили в Новосибирск. Когда переправляли, уже на поезде помню объявили станцию Навашино. Я закричал:

- Как Навашино?! Это же моя деревня! Сколько стоим?

Оказалось, что две минуты.

- Можно добежать до вокзала, позвонить домой?
- Не успеешь, боец.

Начальство, когда узнало об этом, посочувствовало:

- Вот если бы ты заранее об этом сказал, мы бы дали тебе документ, пожил бы недельку и приехал бы в часть самостоятельно…

В Новосибирске мы подготовили для транспортировки большую партию самолётов «Як», после чего нас вместе с ними перебросили в Раменское Московской области. Помню, автокраны приехали, разгрузили самолёты на лесовозы. Разгружали похабно, троса были ничем не обёрнуты. Мы, механики, подкладывали рукавицы, ветошь всякую, чтобы тросами не повредили машины. Отвезли их в деревню, в поле, и там замаскировали под снопы сена. Мы говорим – так они сгниют, покрытие будет плохое. Дали команду и всё.

Но маскировка оказалась куда как кстати. Однажды сидим ночью на аэродроме, слышим – вроде как летят дальние бомбардировщики с задания. Вдруг они включили свет. Мне говорят – наши садятся без света, что-то здесь не так. Разинули рты, не знаем что делать. Смотрим – три самолёта прижимаются к земле вроде как на посадку, а за ними ещё трое, за ними ещё, где-то около полка, оказывается, немецких бомбардировщиков. На аэродром обрушился шквал огня. В свете своих ярчайших фар они как стали полоскать нас по всем направлениям – спасенья нет! Сделали своё дело и ушли. Если бы наши самолёты стояли там, а не спрятанные на деревенском поле, то они бы все сгорели непременно.

Через какое-то время немцы повторили налёт, но наши «Яки» их уже ждали. Разнесли в пух и прах, так что они перестали с тех пор бомбить Раменское.

АД ВОЙНЫ

После этого нас перебросили под Калугу. Вот под Калугой и Смоленском в 1942 и 43 гг. и воевали. Повидал всякого. Один лётчик (фамилию не помню) сгорел в самолёте. Вместо рта маленькая дырочка, уши, пальцы – сгорели. Его в ванну со спиртом опустили. И что вы думаете - после госпиталя он к нам вернулся и летал! Ему рычаг специальный сделали со всякими там кнопками вооружения, он за него культями своими держался, так и воевал.

Помню ещё один случай. Смотрим – летит наша машина, на радиозапросы не отвечает, идёт на посадку, но сесть явно не может, вновь уходит вверх на разворот. Так и кружил долго. Мы сначала подумали, что лётчик кровью истекает. На высоте кровь останавливается, вот он, мол, и вынужден уходить на высоту, чтобы в себя придти. В итоге сел он очень жёстко. Первым прыжком самолёт откинуло от земли метров на 15, крыло оторвало. Он завалился на второе крыло – его тоже оторвало. Обрушивается на брюхо, стабилизатор отлетает, следует сильнейший удар, которым его вновь отбрасывает в воздух. Отлетел ещё метров на 80, так что мы побежали его искать.

Когда обнаружили, то сразу всё поняли. Лётчик сидел на парашюте и держался руками за лицо – у него не было левого глаза. А левый глаз как раз отвечает за посадку. Когда лётчик направляет машину на аэродром, то наклоняет голову влево и именно левым глазом совмещает капот самолёта с точкой приземления…

СРАЖАЮЩАЯСЯ ФРАНЦИЯ

Французский авиаполк «Нормандия» к нам прибыл в 1943 году. Помню к их прилёту нас построили, много начальства понаехало. У французов был полностью свой состав, включая технический. Им дали для ознакомления наши «Яки», и сначала дело пошло не очень гладко, были курьёзные случаи. Например, однажды машина села на дорогу перед колонной танков. Танкисты подбежали, смотрят – самолёт вроде бы наш, а лётчик разговаривает «по-ненашински». Но разобрались.

Затем со стороны французов пошли жалобы на технику – то это отказало, то другое. Стали выяснять в чём дело и довольно быстро выяснили. Если бензиновая помпа, к слову, не работает, либо бензина даёт мало, то русский техник, то есть я, сам её снимаю и ремонтирую. А французский техник к такому не привык, он говорит – я могу её только снять и отправить на фирму-изготовитель, там её исправят, потом приедет представитель фирмы, я при нём помпу поставлю на место, опробую и приму. Короче, с одной деталью можно возиться месяцами, кто же будет воевать?! Мы всё ремонтировали сами. В итоге, технический персонал «Нормандии» вскоре заменили на русский, тогда сразу все самолёты поднялись в воздух, всё стало у наших союзников нормально.

Но последовала другая проблема. В небе немецкий «Мессершмитт» и «Як» почти одинаковы по конфигурации, и французы стали часто ошибаться, нападать на своих же. Получается, если взлетают русские и французские лётчики против немцев, то возникает неразбериха, и мы больше мешали друг другу, чем помогали. Плюс по радио мы не понимали французов, а они нас. После того, как союзники сбили-таки нашего лётчика, замечательного парня, по которому все плакали, стали организовывать вылеты в разное время от греха подальше.

Но и французы научили наших лётчиков очень многому, например, летать ночью и в плохую погоду. Мы расценили тогда этот опыт как бесценный.

Материал подготовил Сергей Колобаев
Окончание следует